Сказания Земноморья - Страница 106

106

– Как же ему удалось до такой степени прибрать всех к рукам? – удивился Ономатет. – Травник, ты ведь, кажется, был здесь, когда Ястреб и Торион получили вызов от Ириотха? А ведь магические способности Ириотха были, по-моему, не менее значительны, чем у Ториона, и он очень умело использовал их, чтобы полностью контролировать других людей. Так чт́о, Торион теперь тоже этим занимается с помощью своих ужасных заклятий?

– Не знаю, – сказал Травник. – Могу лишь сказать, что когда в Большом Доме я оказываюсь с ним рядом, я чувствую свое полное бессилие, я чувствую, что ничего уже поделать нельзя, что все равно ничего не изменится, что ничего нового из всех наших стараний не произрастет… Что какие бы лекарственные средства я ни использовал, болезнь все равно закончится смертью. – Он обвел друзей своими печальными карими глазами больного вола. – И я думаю, это правда. Нет никакой иной возможности восстановить Равновесие, кроме соблюдения полной неподвижности. Мы зашли слишком далеко. И то, что сделали Верховный Маг и Лебаннен, зайдя во плоти в царство смерти и вернувшись в мир живых, было неправильно. Они нарушили закон, который нельзя нарушать. И, возможно, Торион вернулся именно для того, чтобы восстановить этот закон.

– Так что же, отослать их назад в царство смерти? – сказал Ономатет, а Путеводитель прибавил:

– И кто скажет, каков этот закон?

– Но ведь стена-то существует! – воскликнул Травник.

– Эта стена не имеет таких глубоких корней, как мои деревья в Роще, – возразил Путеводитель.

– Я думаю, во многом ты прав, Травник: мы действительно нарушили Равновесие, – твердо и жестко сказал Курремкармеррук. – И теперь не понять, когда, в каком месте Пути мы свернули не туда и зашли слишком далеко? И что именно позабыли, к чему повернулись спиной, что просмотрели?

Ириан понимала далеко не все и молча переводила взгляд с одного волшебника на другого.

– Когда Равновесие нарушено, не стоит все же сохранять полную неподвижность, ибо это может еще больше усугубить положение, – сказал Мастер Путеводитель. – Пока все не восстановилось… – И он сделал быстрый жест, обозначающий обратное движение – точно приподнимая что-то обеими ладонями, а потом опуская.

– Что может быть отвратительнее, чем самого себя вернуть из царства смерти с помощью магии? – спросил Ономатет.

– Торион был лучшим среди нас – смелое сердце, благородная душа! – Травник говорил чуть ли не с гневом. – Ястреб любил его. Да и все мы его любили…

– Но он попал в ловушку к собственной совести, – промолвил Ономатет, – которая твердила ему, что только он один способен все устроить правильно, как надо. И ради этого он решил отказаться от смерти и вернуть себя к жизни. А теперь он отказывается и от жизни.

– Но кто выступит против него? – спросил Путеводитель. – Я могу лишь скрываться в своих лесах.

– А я – в своей Башне, – сказал Ономатет. – А Травник и Привратник – точно заложники в Большом Доме. Внутри тех самых стен, которые мы создавали, чтобы оградить себя ото всякого зла!.. А может, чтобы оградить мир от того зла, которое зрело среди нас?

– Нас все-таки четверо, – заметил Путеводитель.

– А их пятеро! – сказал Травник.

– Неужели дошло уже до того, – ужаснулся Ономатет, – что мы стоим на опушке леса, выращенного Сегоем, и говорим о том, как нам уничтожить друг друга?!

– Да, – сказал Путеводитель, – увы, это так. То, что продолжается слишком долго, не претерпевая никаких изменений, обычно само себя изживает и разрушает. Этот лес вечен, потому что он умирает, давая жизнь новым деревьям. И я не позволю мертвой руке Ториона коснуться меня. Или короля, который принес нам надежду. Пророчество было произнесено моими устами, хотя воля моя в этом и не участвовала. Я сказал тогда: «Женщина с Гонта». И я не допущу, чтобы эти слова оказались позабыты!

– Раз так, не стоит ли нам отправиться на Гонт? – спросил Травник, которого не оставила равнодушным страстная речь Азвера. – Там все-таки Ястреб.

– Там еще и Тенар Кольца, – подхватил Азвер.

– И, может быть, там наша надежда, – сказал Ономатет.

Они постояли в молчании и неуверенности, пытаясь сохранить в своих душах только что родившуюся слабую надежду.

Ириан тоже молчала, однако теперь она испытывала, скорее, чувство стыда и собственной бесполезности и незначительности. Эти храбрые и мудрые люди стремились спасти то, что им дорого, но не знали, как это сделать, а она ничем не могла им помочь, ничего не могла им посоветовать, даже просто поучаствовать в обсуждении предстоящих действий и то не могла! Она тихонько отошла от них – они, впрочем, этого даже не заметили – и спустилась к реке в том месте, где Твилберн выбегает из леса, журча по россыпи некрупных камней. Вода в утреннем свете так и сверкала, напевая какую-то веселую песенку. Ириан хотелось плакать, хотя она никогда плакать не любила. Она стояла и смотрела на воду, и стыд в ее душе постепенно сменялся гневом.

Она решительно вернулась туда, где продолжали что-то обсуждать трое волшебников, и окликнула одного из них:

– Послушай, Азвер!

Он, изумленный, обернулся и сделал шаг по направлению к ней.

– Почему ради меня ты нарушил Устав Рока? Разве это было справедливо? Хотя бы по отношению ко мне – ведь я никогда не смогу стать здесь тем, чем являетесь вы?

Азвер нахмурился.

– Привратник пропустил тебя потому, что ты попросила, – сказал он. – А я привел тебя в Рощу, потому что листья деревьев назвали мне твое имя еще до того, как ты появилась на острове. ИРИАН, шептали они, ИРИАН. Почему ты прибыла сюда именно в этот момент, я не знаю, но это явно не случайно. И Заклинатель тоже это понимает.

106